Разведка разработка Россия
123
03 Декабрь 2016 в 16:33
За три с лишним года на посту главы российского представительства международного энергетического концерна Total Жан-Пьер Долла так толком и не выучил русский язык. У него просто нет на это времени.
Уроженцу курортной Ниццы ни на день не дают забыть, что «Тоталь: разведка, разработка, Россия» остается первой иностранной компанией, работающей в России по соглашению о разделе продукции российских недр. «Французы не сдаются!» — шутит он.
— Господин Долла, как вы попали в Total? Сколько лет вы работаете в Total?
— Я получил назначение в Москву в сентябре 2003 года в качестве главы представительства концерна и генерального директора «Total: разведка, разработка, Россия». В этой должности я возглавляю работы по геологоразведке и добыче. В Total я проработал уже более 25 лет.
Поступил в концерн в 1980 году, до этого работал геофизиком в исследовательском центре в По, на юге Франции, и очень много ездил — по Соединенным Штатам, по Ближнему Востоку, — испытывая технологии, которые создавал и разрабатывал. Через пять лет меня перевели в Париж ассистентом помощника директора по исследованиям. Работа носила преимущественно административный характер.
Но через несколько лет я решил все-таки делать карьеру специалиста по геологоразведке. Поработал в головном офисе, потом стал главным геофизиком в Италии. Через три года меня снова отозвали в Париж, на должность директора по кадровым вопросам в управлении геологоразведки.
Тут я отвечал за подбор, подготовку персонала и распределение кадров по направлениям. Я получил прекрасную возможность поездить практически по всем филиалам компании, по всему миру. И в 1994 году был откомандирован в Великобританию. Первые два года я был директором исследовательского центра по геологии и геофизике. Затем четыре года — вице-президентом по геологоразведке и развитию нового бизнеса.
В сферу моей ответственности входило изучение шельфовых участков Великобритании, Фарерских островов, Исландии и поиск интересных возможностей для развития бизнеса в этих странах. В мае 2000 года мне предложили должность гендиректора нашего филиала в Азербайджане. Это был поворот в карьере — я перешел из технической сферы в сферу общего администрирования.
Из Азербайджана вернулся в Париж, проработал там несколько месяцев, и вскоре получил назначение в Россию. Так что я занимался и исследовательской работой, и техническими и кадровыми вопросами, и вопросами общего руководства региональным подразделением.
— Когда вы впервые посетили Москву?
— В январе то ли 2001-го, то ли 2002-го. Я работал в Азербайджане, и мы проводили региональное совещание в Москве.
— Москва с тех пор изменилась?
— Естественно, Москва 2001 года очень отличается от Москвы, которую мы видим сегодня.
— Из вашего окна, к слову, мы сейчас видим стройку.
— Ну в Москве сейчас очень мало мест, где бы не было стройки.
— Вернемся к Total. В двух словах: какие направления работы компании в России сейчас наиболее актуальны?
— Total в России уже более 15 лет. Наша работа в основном связана с геологоразведкой и разработкой месторождений, у нас сейчас действующий проект — разработка Харьягинского месторождения. Но мы также занимаемся реализацией смазочных материалов и химической продукции.
Total — крупнейший покупатель российской сырой нефти и нефтепродуктов, экспортируемых из страны, мы закупаем чуть меньше 20% всего российского экспорта. Это сырая нефть, которая направляется на нефтеперерабатывающие заводы в Германию и другие страны.
Численность нашего персонала в России — около 150 человек. Наш головной офис в Москве, операционная база — на Харьягинском месторождении и представительство в Нарьян-Маре — столице округа, где мы в основном ведем свои операции.
Чем мы занимались с 1991 года? Когда мы пришли, России еще как таковой не было, был СССР. Компания начала поисковые работы в Казахстане, в Волжском регионе, а также создали совместное предприятие с «Татнефтью». В рамках этого СП мы занимались методами увеличения нефтеотдачи на Ромашкинском месторождении в Татарстане.
Повышение нефтеотдачи достигалось путем закачки специальных реагентов на основе целлюлозы, тогда это был наиболее прогрессивный метод, за счет чего увеличивался дебит скважин.
— Увеличивалась отдача пласта, получается.
— Совершенно верно. Забегая вперед, скажу, что проект с Ромашкинским месторождением был завершен в 2002 году. А в середине 90-х мы начали наш основной проект — Харьягинское месторождение. Это было первое соглашение о разделе продукции (СРП), о разработке материкового месторождения, но и, по всей вероятности, последнее. Наши партнеры по Харьягинскому проекту — норвежская компания Hydro и «Ненецкая нефтяная компания», которая на 100% принадлежит администрации Ненецкого автономного округа.
Харьягинское месторождение находится за Полярным кругом. Оно было открыто в 1970 году в пределах Тимано-Печорской нефтегазоносной провинции на территории Ненецкого автономного округа. Месторождение сложное по структуре — там шесть нефтеносных горизонтов.
Четыре наиболее простых эксплуатационных горизонта разрабатываются с 1986 года, сейчас их разрабатывает «ЛУКОЙЛ», до него — «Коминефть». Два других эксплуатационных объекта — так называемые объекты 2 и 3 — разрабатывает компания Total в рамках соглашения о разделе продукции.
Что можно сказать об этих объектах? У них сложная карбонатная структура. Нефть, которая в них содержится, имеет очень высокое содержание парафина, а попутный нефтяной газ характеризуется очень высоким содержанием сероводорода. Добычу в рамках соглашения о разделе продукции мы начали в октябре 1999 года. История разработки этого месторождения складывалась не очень просто: имелись разногласия.
Но что важно на сегодняшний день — проект разрабатывается снова в нормальных условиях при прекрасных взаимоотношениях с государством. И прошедший 2006 год стал для нас особым, так как мы вышли на прибыльную нефть и проект стал выгодным для всех участников, прежде всего, для государства. Доход государства за 2006 год составил около 170 млн. долларов — совсем не плохо при годовой добыче менее миллиона тонн.
— То есть контрактные обязательства перед государством вы уже выполнили?
— Совершенно верно. Что еще сказать? Мы работаем очень серьезно в России, чтобы расширять наш бизнес. Предприняли целый ряд попыток войти в проекты по Ванкорскому месторождению, сотрудничать с компанией «НОВАТЭК», по Штокманскому проекту, по ряду проектов на шельфе Черного моря, но пока без результата. Мы не сдаемся и будем продолжать свою активную работу, и прежде всего с такими крупными игроками, как «Газпром» и «Роснефть».
— Насколько известно, в Минпромэнерго рассматривается вопрос по Штокманскому СРП и перспективы у вас есть.
— Так сказать, постучим по дереву.
— Россия сама не в состоянии обеспечить разработку Штокманского месторождения и поисковые работы. Вы сами знаете, какие суммы затрачиваются на это.
— Вы совершенно правы. Сегодня в поисково-разведочные работы вкладывается менее 30% от необходимой суммы, поэтому мы со своей стороны хотели бы способствовать развитию именно этого сектора в России.
— Поговорим о пресловутой «энергетической безопасности». В свете последних перебоев поставок нефти в Западную Европу что, на ваш взгляд, нужно делать Европейскому сообществу и что нужно менять России?
— Энергия — необходимый элемент повышения качества жизни не только в развитых, но и развивающихся странах. И я убежден, что энергетическая безопасность — это результат консенсуса по вопросу о правильном балансе между спросом и потреблением. Когда я говорю о правильном балансе, я имею в виду всех участников взаимовыгодного сотрудничества.
Конечно, я вынужден признать, что гораздо проще говорить на эту тему, чем добиться желаемого результата. На практике вопрос энергетической безопасности — это вопрос не только рыночных отношений. Есть целый ряд и других важных факторов, которые, если говорить математическими терминами, делают это уравнение гораздо более сложным. Я упомяну некоторые из них.
Это в первую очередь высокие и очень волатильные (то есть изменяемые в зависимости от условий) цены на ископаемые виды топлива, а ископаемые виды топлива — это невозобновляемые, ограниченные ресурсы. Это растущий спрос на энергоресурсы. По некоторым расчетам, с которыми все согласны, потребность в энергоресурсах к 2030 году увеличится на 50%.
Учитывая, что источники энергоресурсов распределены неравномерно по земному шару, то для многих стран возникает зависимость от импорта энергоресурсов. Энергетика — очень затратный процесс на всех стадиях производственной цепочки: от поисково-разведочных работ до добычи и сбыта продукции.
Использование ископаемых видов топлива связано с серьезным экологическим воздействием, особенно в плане глобального изменения климата. Плюс к этому политическая нестабильность, стихийные бедствия и другие угрозы.
В результате можно видеть, что инфраструктура энергетики чрезвычайно уязвима. Учитывая глобальный характер этих факторов, нам необходимо разрабатывать надежное сотрудничество между добывающими, потребляющими и транзитными странами.
— Как вы, например, относитесь к ситуации, которая сложилась между Россией и Украиной из-за природного газа?
— Я бы не стал ее драматизировать — до нее были ситуации и на Ближнем Востоке, кризис в Нигерии, Венесуэле и в других частях света. Как бы то ни было, для меня Россия является стратегической страной в плане обеспеченности различными природными ресурсами.
Это не только нефть и газ, но и металлы, и прочие блага, и, естественно, если она ими располагает, то вправе решать, как их использовать. Энергетическая безопасность — наиболее важный фактор стабильности для всего мира, и я убежден, что Россия прекрасно понимает, какую решающую роль она играет в этой ситуации. В качестве примера я хотел бы привести результаты встречи «Большой восьмерки» прошлым летом в Санкт-Петербурге.
Под председательством России члены «Большой восьмерки» обсудили вопросы энергетической безопасности и сделали совместное заявление, предложив конкретный план действий. Для Total вопросы энергетической безопасности представляются очень важными, потому что ее обеспечение — это фактически наша прямая обязанность.
— Но из-за перебоев с поставками российского газа высказывались мнения, что Европе надо искать альтернативных поставщиков нефти и газа, в частности из Северной Африки. Это, конечно, долгосрочный проект, но не кажется ли вам, что России стоит озаботиться тем, чтобы поставки в Европу были бесперебойными? Ведь Европа — основной потребитель.
— Естественно, для России как основного поставщика нефти и газа в Европу очень важно обеспечить непрерывность своих поставок на европейский рынок. Если говорить о кризисных ситуациях, которые были в прошлом году с Украиной, а в этом году с Белоруссией, в итоге они были успешно решены, но тем не менее сигнализируют о том, что есть определенные риски в поставках.
Что касается европейской стороны, то диверсификация энергоисточников — отнюдь не новая стратегия. Поиск новых источников энергии (в том числе возобновляемых) и других географических секторов поставок — тоже далеко не новый вопрос. Это был один из пунктов совместного заявления, которое было сделано по результатам саммита «Большой восьмерки».
– Делаются прогнозы, что альтернативные источники энергии, например гелий, могут полностью заменить нефть. Как вы относитесь к гелиевым установкам и не окажетесь ли вы все безработными через некоторое время?
— Знаете, я не шибко большой специалист по гелию, поэтому слазил в Интернет, посмотрел, что там есть по гелию, и, надо сказать, нашел кое-что интересное. Вы знаете, что гелий был открыт в 1868 году французским астрономом Пьером Жансеном. Гелий был обнаружен как неизвестная доселе желтая полоска в спектре заходящего солнца. На самом деле гелий не очень широко распространенный элемент на Земле.
Это наиболее инертный из всех благородных газов, и его особенность в том, что он приобретает свойства сверхтекучести при сверхнизких температурах. На Земле он чаще всего встречается как один из компонентов попутного нефтяного газа — как, например на Ковыктинском месторождении.
— Я получил назначение в Москву в сентябре 2003 года в качестве главы представительства концерна и генерального директора «Total: разведка, разработка, Россия». В этой должности я возглавляю работы по геологоразведке и добыче. В Total я проработал уже более 25 лет.
Поступил в концерн в 1980 году, до этого работал геофизиком в исследовательском центре в По, на юге Франции, и очень много ездил — по Соединенным Штатам, по Ближнему Востоку, — испытывая технологии, которые создавал и разрабатывал. Через пять лет меня перевели в Париж ассистентом помощника директора по исследованиям. Работа носила преимущественно административный характер.
Но через несколько лет я решил все-таки делать карьеру специалиста по геологоразведке. Поработал в головном офисе, потом стал главным геофизиком в Италии. Через три года меня снова отозвали в Париж, на должность директора по кадровым вопросам в управлении геологоразведки.
Тут я отвечал за подбор, подготовку персонала и распределение кадров по направлениям. Я получил прекрасную возможность поездить практически по всем филиалам компании, по всему миру. И в 1994 году был откомандирован в Великобританию. Первые два года я был директором исследовательского центра по геологии и геофизике. Затем четыре года — вице-президентом по геологоразведке и развитию нового бизнеса.
В сферу моей ответственности входило изучение шельфовых участков Великобритании, Фарерских островов, Исландии и поиск интересных возможностей для развития бизнеса в этих странах. В мае 2000 года мне предложили должность гендиректора нашего филиала в Азербайджане. Это был поворот в карьере — я перешел из технической сферы в сферу общего администрирования.
Из Азербайджана вернулся в Париж, проработал там несколько месяцев, и вскоре получил назначение в Россию. Так что я занимался и исследовательской работой, и техническими и кадровыми вопросами, и вопросами общего руководства региональным подразделением.
— Когда вы впервые посетили Москву?
— В январе то ли 2001-го, то ли 2002-го. Я работал в Азербайджане, и мы проводили региональное совещание в Москве.
— Москва с тех пор изменилась?
— Естественно, Москва 2001 года очень отличается от Москвы, которую мы видим сегодня.
— Из вашего окна, к слову, мы сейчас видим стройку.
— Ну в Москве сейчас очень мало мест, где бы не было стройки.
— Вернемся к Total. В двух словах: какие направления работы компании в России сейчас наиболее актуальны?
— Total в России уже более 15 лет. Наша работа в основном связана с геологоразведкой и разработкой месторождений, у нас сейчас действующий проект — разработка Харьягинского месторождения. Но мы также занимаемся реализацией смазочных материалов и химической продукции.
Total — крупнейший покупатель российской сырой нефти и нефтепродуктов, экспортируемых из страны, мы закупаем чуть меньше 20% всего российского экспорта. Это сырая нефть, которая направляется на нефтеперерабатывающие заводы в Германию и другие страны.
Численность нашего персонала в России — около 150 человек. Наш головной офис в Москве, операционная база — на Харьягинском месторождении и представительство в Нарьян-Маре — столице округа, где мы в основном ведем свои операции.
Чем мы занимались с 1991 года? Когда мы пришли, России еще как таковой не было, был СССР. Компания начала поисковые работы в Казахстане, в Волжском регионе, а также создали совместное предприятие с «Татнефтью». В рамках этого СП мы занимались методами увеличения нефтеотдачи на Ромашкинском месторождении в Татарстане.
Повышение нефтеотдачи достигалось путем закачки специальных реагентов на основе целлюлозы, тогда это был наиболее прогрессивный метод, за счет чего увеличивался дебит скважин.
— Увеличивалась отдача пласта, получается.
— Совершенно верно. Забегая вперед, скажу, что проект с Ромашкинским месторождением был завершен в 2002 году. А в середине 90-х мы начали наш основной проект — Харьягинское месторождение. Это было первое соглашение о разделе продукции (СРП), о разработке материкового месторождения, но и, по всей вероятности, последнее. Наши партнеры по Харьягинскому проекту — норвежская компания Hydro и «Ненецкая нефтяная компания», которая на 100% принадлежит администрации Ненецкого автономного округа.
Харьягинское месторождение находится за Полярным кругом. Оно было открыто в 1970 году в пределах Тимано-Печорской нефтегазоносной провинции на территории Ненецкого автономного округа. Месторождение сложное по структуре — там шесть нефтеносных горизонтов.
Четыре наиболее простых эксплуатационных горизонта разрабатываются с 1986 года, сейчас их разрабатывает «ЛУКОЙЛ», до него — «Коминефть». Два других эксплуатационных объекта — так называемые объекты 2 и 3 — разрабатывает компания Total в рамках соглашения о разделе продукции.
Что можно сказать об этих объектах? У них сложная карбонатная структура. Нефть, которая в них содержится, имеет очень высокое содержание парафина, а попутный нефтяной газ характеризуется очень высоким содержанием сероводорода. Добычу в рамках соглашения о разделе продукции мы начали в октябре 1999 года. История разработки этого месторождения складывалась не очень просто: имелись разногласия.
Но что важно на сегодняшний день — проект разрабатывается снова в нормальных условиях при прекрасных взаимоотношениях с государством. И прошедший 2006 год стал для нас особым, так как мы вышли на прибыльную нефть и проект стал выгодным для всех участников, прежде всего, для государства. Доход государства за 2006 год составил около 170 млн. долларов — совсем не плохо при годовой добыче менее миллиона тонн.
— То есть контрактные обязательства перед государством вы уже выполнили?
— Совершенно верно. Что еще сказать? Мы работаем очень серьезно в России, чтобы расширять наш бизнес. Предприняли целый ряд попыток войти в проекты по Ванкорскому месторождению, сотрудничать с компанией «НОВАТЭК», по Штокманскому проекту, по ряду проектов на шельфе Черного моря, но пока без результата. Мы не сдаемся и будем продолжать свою активную работу, и прежде всего с такими крупными игроками, как «Газпром» и «Роснефть».
— Насколько известно, в Минпромэнерго рассматривается вопрос по Штокманскому СРП и перспективы у вас есть.
— Так сказать, постучим по дереву.
— Россия сама не в состоянии обеспечить разработку Штокманского месторождения и поисковые работы. Вы сами знаете, какие суммы затрачиваются на это.
— Вы совершенно правы. Сегодня в поисково-разведочные работы вкладывается менее 30% от необходимой суммы, поэтому мы со своей стороны хотели бы способствовать развитию именно этого сектора в России.
— Поговорим о пресловутой «энергетической безопасности». В свете последних перебоев поставок нефти в Западную Европу что, на ваш взгляд, нужно делать Европейскому сообществу и что нужно менять России?
— Энергия — необходимый элемент повышения качества жизни не только в развитых, но и развивающихся странах. И я убежден, что энергетическая безопасность — это результат консенсуса по вопросу о правильном балансе между спросом и потреблением. Когда я говорю о правильном балансе, я имею в виду всех участников взаимовыгодного сотрудничества.
Конечно, я вынужден признать, что гораздо проще говорить на эту тему, чем добиться желаемого результата. На практике вопрос энергетической безопасности — это вопрос не только рыночных отношений. Есть целый ряд и других важных факторов, которые, если говорить математическими терминами, делают это уравнение гораздо более сложным. Я упомяну некоторые из них.
Это в первую очередь высокие и очень волатильные (то есть изменяемые в зависимости от условий) цены на ископаемые виды топлива, а ископаемые виды топлива — это невозобновляемые, ограниченные ресурсы. Это растущий спрос на энергоресурсы. По некоторым расчетам, с которыми все согласны, потребность в энергоресурсах к 2030 году увеличится на 50%.
Учитывая, что источники энергоресурсов распределены неравномерно по земному шару, то для многих стран возникает зависимость от импорта энергоресурсов. Энергетика — очень затратный процесс на всех стадиях производственной цепочки: от поисково-разведочных работ до добычи и сбыта продукции.
Использование ископаемых видов топлива связано с серьезным экологическим воздействием, особенно в плане глобального изменения климата. Плюс к этому политическая нестабильность, стихийные бедствия и другие угрозы.
В результате можно видеть, что инфраструктура энергетики чрезвычайно уязвима. Учитывая глобальный характер этих факторов, нам необходимо разрабатывать надежное сотрудничество между добывающими, потребляющими и транзитными странами.
— Как вы, например, относитесь к ситуации, которая сложилась между Россией и Украиной из-за природного газа?
— Я бы не стал ее драматизировать — до нее были ситуации и на Ближнем Востоке, кризис в Нигерии, Венесуэле и в других частях света. Как бы то ни было, для меня Россия является стратегической страной в плане обеспеченности различными природными ресурсами.
Это не только нефть и газ, но и металлы, и прочие блага, и, естественно, если она ими располагает, то вправе решать, как их использовать. Энергетическая безопасность — наиболее важный фактор стабильности для всего мира, и я убежден, что Россия прекрасно понимает, какую решающую роль она играет в этой ситуации. В качестве примера я хотел бы привести результаты встречи «Большой восьмерки» прошлым летом в Санкт-Петербурге.
Под председательством России члены «Большой восьмерки» обсудили вопросы энергетической безопасности и сделали совместное заявление, предложив конкретный план действий. Для Total вопросы энергетической безопасности представляются очень важными, потому что ее обеспечение — это фактически наша прямая обязанность.
— Но из-за перебоев с поставками российского газа высказывались мнения, что Европе надо искать альтернативных поставщиков нефти и газа, в частности из Северной Африки. Это, конечно, долгосрочный проект, но не кажется ли вам, что России стоит озаботиться тем, чтобы поставки в Европу были бесперебойными? Ведь Европа — основной потребитель.
— Естественно, для России как основного поставщика нефти и газа в Европу очень важно обеспечить непрерывность своих поставок на европейский рынок. Если говорить о кризисных ситуациях, которые были в прошлом году с Украиной, а в этом году с Белоруссией, в итоге они были успешно решены, но тем не менее сигнализируют о том, что есть определенные риски в поставках.
Что касается европейской стороны, то диверсификация энергоисточников — отнюдь не новая стратегия. Поиск новых источников энергии (в том числе возобновляемых) и других географических секторов поставок — тоже далеко не новый вопрос. Это был один из пунктов совместного заявления, которое было сделано по результатам саммита «Большой восьмерки».
– Делаются прогнозы, что альтернативные источники энергии, например гелий, могут полностью заменить нефть. Как вы относитесь к гелиевым установкам и не окажетесь ли вы все безработными через некоторое время?
— Знаете, я не шибко большой специалист по гелию, поэтому слазил в Интернет, посмотрел, что там есть по гелию, и, надо сказать, нашел кое-что интересное. Вы знаете, что гелий был открыт в 1868 году французским астрономом Пьером Жансеном. Гелий был обнаружен как неизвестная доселе желтая полоска в спектре заходящего солнца. На самом деле гелий не очень широко распространенный элемент на Земле.
Это наиболее инертный из всех благородных газов, и его особенность в том, что он приобретает свойства сверхтекучести при сверхнизких температурах. На Земле он чаще всего встречается как один из компонентов попутного нефтяного газа — как, например на Ковыктинском месторождении.
Ну что же нам делать с гелием?
Сейчас он используется в криогенной технике как элемент воздушной смеси для глубоководных работ, для заполнения воздушных шаров, аэростатов, в качестве защитной среды при дуговой сварке. Как источник энергии он не столь очевиден.
Если вы меня спрашиваете, стоит ли нам готовиться к постнефтяной эре и что надо делать и что делает для этого Total, — я готов ответить на этот вопрос. Начну с того, что перемещение баланса из нефтегазового сектора к каким-то другим источникам энергии — процесс не сиюминутный и займет очень много времени. Сегодня никакой реальной альтернативы нефти в плане обеспечения автодорожных, морских или воздушных перевозок нет. Кроме того, в электроэнергетике все больше используется природный газ.
По моему мнению, в ближайшие несколько десятилетий нефть и газ будут обеспечивать около 60% всей потребности в энергоресурсах. С другой стороны, рано или поздно добыча нефти или газа как невозобновляемых ресурсов достигнет своего пика.
Предвидя это, Total очень активно занимается поиском и разработкой таких нетрадиционных источников нефти и газа, как сверхглубоководные залежи в континентальном шельфе, разработка сверхтяжелой нефти и технология сжижения природного газа. Также самое пристальное внимание мы уделяем вопросам повышения энергоэффективности, чтобы в конечном счете снизить энергопотребление, и весь мир к этому стремится.
Чем больше мы сегодня занимаемся нефтью и газом, тем больше уделяем внимания альтернативным источникам энергии. Total начиная с 1992 года удерживает ведущие позиции в Европе в разработке биологического топлива. Ежегодно вместе с минеральными видами топлива реализуется около 800 тысяч тонн биотоплива. Кроме того, мы занимаемся солнечной энергией, энергией ветра — совсем недавно на юге Франции начали реализацию проекта ветровой электростанции мощностью 90 мегаватт.
Еще одним перспективным направлением является водородное топливо. Оно выделяет энергию за счет реакции водорода с кислородом, конечным продуктом которой является простая вода. Это очень хорошее решение вопроса, потому что при этом не образуются парниковые газы. Фактически мы сейчас в Берлине оборудовали водородом и кислородом несколько автозаправочных станций, которые будут снабжать топливом 14 автобусов с водородными двигателями, которые скоро выйдут на линию.
— Почему не во Франции?
— Может быть, потому, что там, в Берлине, лучше экономические условия. Но Total — европейская компания, и с таким же успехом мы могли бы это делать и во Франции. Что касается водорода, тут есть свои подводные камни. Во-первых, чтобы получить водород, надо осуществить реакцию горения, а это нежелательно с учетом парникового эффекта. Кроме того, непростая задача — обеспечить хранение водорода.
Это процесс длительный, но, в принципе, направление достаточно перспективно. В целом Total ежегодно инвестирует весьма существенные средства в исследования по различным видам альтернативных источников, потому что наше намерение — еще долгое и долгое время оставаться в качестве поставщика энергии.
— Хотите сказать, Total заботится об экологии?
— Это действительно так. Мы разработали три основных бизнес-принципа. Первый — инвестиции и внесение нашего посильного вклада в обеспечение энергетической безопасности, повышение энергетической эффективности наших технологий и диверсификация источников энергии.
Второй — как раз снижение воздействия на окружающую среду: противодействие климатическим изменениям за счет снижения выбросов парниковых газов, уменьшение влияния нашей деятельности на атмосферу, на воду, почву и обеспечение биодиверсификации. Третий — уважение, защита и обучение людей, которые заняты в нашей деятельности, и тех, на кого она тем или иным образом может повлиять. Для достижения этих целей мы разрабатываем и обновляем целый ряд наших внутренних документов.
Они постоянно распространяются среди всех сотрудников. Есть, например, кодекс поведения, принятый в концерне. А еще своеобразный отчет, который готовится по результатам каждого года, о мерах социальной, корпоративной ответственности. В нем описано, как мы реализуем эти принципы.
— Вы говорили, у вас хорошие отношения с российским правительством, в том числе благодаря вашей заботе об экологии и положительной репутации. Нет ли сейчас давления на иностранные компании после истории с «Сахалином-2»?
– Я уже говорил, что энергетические ресурсы — это вопрос стратегии как для отдельных стран, так и для всего мира в целом. В России эти ресурсы разрабатываются под полным контролем государства, поэтому само государство определяет, как лучше всего их использовать с выгодой для страны.
В 1995 году государство решило, что оптимальным и наилучшим путем для страны будут являться соглашения о разделе продукции. Я уверен, что СРП были полезны стране в то время, как, впрочем, и сейчас. Лучшая иллюстрация моего заявления — то, что Харьягинское соглашение сейчас дает прибыль государству, опровергая заявления некоторых ответственных лиц, что режим СРП является неэффективным для России.
Что касается «Сахалина-2», то тут речь не об СРП, а о контроле над проектом. Его участники провели переговоры с «Газпромом», который по их результатам получил контрольную долю в проекте, так что это вопрос переговорного процесса. Более никаких комментариев дать не могу. В детали переговоров посвящен не был.
— Но «первой ласточкой» все-таки был ваш конфликт по Харьягинскому месторождению?
— Вообще-то я не совсем понимаю, о каком конфликте вы ведете речь.
— О том, что Министерство природных ресурсов до сих пор обсуждает данный вопрос, связанный как раз с экологией.
— Это не совсем так. Да, действительно прошлой весной Росприроднадзор провел проверку нашего проекта, как и целого ряда других проектов. По ее результатам был установлен ряд, скажем, недостатков, которые по большей части были связаны с несоответствиями плану разработки месторождения, чем с вопросами экологического характера.
— Вы имеете в виду увеличение стоимости проекта?
— Нет, я имею в виду, что мы ведем проект с некоторыми отклонениями от первоначально утвержденного плана. Мы провели ряд встреч с руководством Роснедр, и, действительно, некоторые спорные моменты возникали, но сегодня все вопросы закрыты.
— Давайте теперь поговорим о вашей семье.
— Что вы хотели бы узнать о моей семье? Я по национальности и по гражданству француз. Моя жена Катрин живет со мной в Москве и очень активно участвует в деятельности французского землячества. У нас трое детей. Селин 26 лет, Бастьену 24 года и Валентину 19 лет. Они сейчас в Париже, поскольку все достигли университетского возраста. По правде говоря, двое старших самостоятельны в профессиональном плане. Селин работает в компании DaimlerChrysler в отделении Mercedes в отделе маркетинга.
Бастьен пошел по стопам отца, но решил сначала поработать на госслужбе, в министерстве общественного строительства. Младший сын Валентин получил степень бакалавра в Москве и сейчас хочет продолжить образование по экономике и маркетингу. Подозреваю, что дети заразились от нас вирусом путешествий, охотой к перемене мест.
— Как вы проводите свободное время? Хотя его немного, я полагаю.
— Вы правы, не так много. Я южанин, родился в Ницце, на Ривьере. С детства полюбил океан, мечтал стать ныряльщиком. Мои хобби — парусный спорт, подводное плавание и просто плавание. Я имею сертификат на обучение вождению парусных судов и даже участвовал в парусных регатах. Сейчас выбрал менее затратные по времени хобби — гольф, теннис, бридж и такое экстравагантное увлечение, как акварельная живопись.
А путешествия — скорее часть работы, чем отдых. Более 20 лет я провел за границей, те немногие регионы мира, с которыми я не знаком, — это Дальний Восток и Южная Америка. Привычку к переездами, по всей вероятности, я унаследовал от родителей. Отец был военным, мы часто переезжали из-за его назначений и переназначений: Индокитай, Алжир, Германия.
— Сколько вы пробудете в Москве?
— Работая на крупную компанию, никогда не знаешь, сколько на данном посту пробудешь. В этой должности в Москве, вероятно, я останусь еще пару лет. Затем мне предложат новую: либо в Париже, либо в другой стране. Вполне естественно служить на благо своей компании в том месте, которое она сочтет подходящим.
А для меня будет лучшим продолжение моей карьеры в той должности и в том месте, где я смогу принести наибольшую пользу своей стране, компании, семье и друзьям. Генерал де Голль говорил: «Если выбор не очевиден, выбирай самое сложное для достижения.
Даже если не добьешься желаемого результата сейчас, усилия, которые ты приложишь, в будущем окажутся чрезвычайно полезными».
Сейчас он используется в криогенной технике как элемент воздушной смеси для глубоководных работ, для заполнения воздушных шаров, аэростатов, в качестве защитной среды при дуговой сварке. Как источник энергии он не столь очевиден.
Если вы меня спрашиваете, стоит ли нам готовиться к постнефтяной эре и что надо делать и что делает для этого Total, — я готов ответить на этот вопрос. Начну с того, что перемещение баланса из нефтегазового сектора к каким-то другим источникам энергии — процесс не сиюминутный и займет очень много времени. Сегодня никакой реальной альтернативы нефти в плане обеспечения автодорожных, морских или воздушных перевозок нет. Кроме того, в электроэнергетике все больше используется природный газ.
По моему мнению, в ближайшие несколько десятилетий нефть и газ будут обеспечивать около 60% всей потребности в энергоресурсах. С другой стороны, рано или поздно добыча нефти или газа как невозобновляемых ресурсов достигнет своего пика.
Предвидя это, Total очень активно занимается поиском и разработкой таких нетрадиционных источников нефти и газа, как сверхглубоководные залежи в континентальном шельфе, разработка сверхтяжелой нефти и технология сжижения природного газа. Также самое пристальное внимание мы уделяем вопросам повышения энергоэффективности, чтобы в конечном счете снизить энергопотребление, и весь мир к этому стремится.
Чем больше мы сегодня занимаемся нефтью и газом, тем больше уделяем внимания альтернативным источникам энергии. Total начиная с 1992 года удерживает ведущие позиции в Европе в разработке биологического топлива. Ежегодно вместе с минеральными видами топлива реализуется около 800 тысяч тонн биотоплива. Кроме того, мы занимаемся солнечной энергией, энергией ветра — совсем недавно на юге Франции начали реализацию проекта ветровой электростанции мощностью 90 мегаватт.
Еще одним перспективным направлением является водородное топливо. Оно выделяет энергию за счет реакции водорода с кислородом, конечным продуктом которой является простая вода. Это очень хорошее решение вопроса, потому что при этом не образуются парниковые газы. Фактически мы сейчас в Берлине оборудовали водородом и кислородом несколько автозаправочных станций, которые будут снабжать топливом 14 автобусов с водородными двигателями, которые скоро выйдут на линию.
— Почему не во Франции?
— Может быть, потому, что там, в Берлине, лучше экономические условия. Но Total — европейская компания, и с таким же успехом мы могли бы это делать и во Франции. Что касается водорода, тут есть свои подводные камни. Во-первых, чтобы получить водород, надо осуществить реакцию горения, а это нежелательно с учетом парникового эффекта. Кроме того, непростая задача — обеспечить хранение водорода.
Это процесс длительный, но, в принципе, направление достаточно перспективно. В целом Total ежегодно инвестирует весьма существенные средства в исследования по различным видам альтернативных источников, потому что наше намерение — еще долгое и долгое время оставаться в качестве поставщика энергии.
— Хотите сказать, Total заботится об экологии?
— Это действительно так. Мы разработали три основных бизнес-принципа. Первый — инвестиции и внесение нашего посильного вклада в обеспечение энергетической безопасности, повышение энергетической эффективности наших технологий и диверсификация источников энергии.
Второй — как раз снижение воздействия на окружающую среду: противодействие климатическим изменениям за счет снижения выбросов парниковых газов, уменьшение влияния нашей деятельности на атмосферу, на воду, почву и обеспечение биодиверсификации. Третий — уважение, защита и обучение людей, которые заняты в нашей деятельности, и тех, на кого она тем или иным образом может повлиять. Для достижения этих целей мы разрабатываем и обновляем целый ряд наших внутренних документов.
Они постоянно распространяются среди всех сотрудников. Есть, например, кодекс поведения, принятый в концерне. А еще своеобразный отчет, который готовится по результатам каждого года, о мерах социальной, корпоративной ответственности. В нем описано, как мы реализуем эти принципы.
— Вы говорили, у вас хорошие отношения с российским правительством, в том числе благодаря вашей заботе об экологии и положительной репутации. Нет ли сейчас давления на иностранные компании после истории с «Сахалином-2»?
– Я уже говорил, что энергетические ресурсы — это вопрос стратегии как для отдельных стран, так и для всего мира в целом. В России эти ресурсы разрабатываются под полным контролем государства, поэтому само государство определяет, как лучше всего их использовать с выгодой для страны.
В 1995 году государство решило, что оптимальным и наилучшим путем для страны будут являться соглашения о разделе продукции. Я уверен, что СРП были полезны стране в то время, как, впрочем, и сейчас. Лучшая иллюстрация моего заявления — то, что Харьягинское соглашение сейчас дает прибыль государству, опровергая заявления некоторых ответственных лиц, что режим СРП является неэффективным для России.
Что касается «Сахалина-2», то тут речь не об СРП, а о контроле над проектом. Его участники провели переговоры с «Газпромом», который по их результатам получил контрольную долю в проекте, так что это вопрос переговорного процесса. Более никаких комментариев дать не могу. В детали переговоров посвящен не был.
— Но «первой ласточкой» все-таки был ваш конфликт по Харьягинскому месторождению?
— Вообще-то я не совсем понимаю, о каком конфликте вы ведете речь.
— О том, что Министерство природных ресурсов до сих пор обсуждает данный вопрос, связанный как раз с экологией.
— Это не совсем так. Да, действительно прошлой весной Росприроднадзор провел проверку нашего проекта, как и целого ряда других проектов. По ее результатам был установлен ряд, скажем, недостатков, которые по большей части были связаны с несоответствиями плану разработки месторождения, чем с вопросами экологического характера.
— Вы имеете в виду увеличение стоимости проекта?
— Нет, я имею в виду, что мы ведем проект с некоторыми отклонениями от первоначально утвержденного плана. Мы провели ряд встреч с руководством Роснедр, и, действительно, некоторые спорные моменты возникали, но сегодня все вопросы закрыты.
— Давайте теперь поговорим о вашей семье.
— Что вы хотели бы узнать о моей семье? Я по национальности и по гражданству француз. Моя жена Катрин живет со мной в Москве и очень активно участвует в деятельности французского землячества. У нас трое детей. Селин 26 лет, Бастьену 24 года и Валентину 19 лет. Они сейчас в Париже, поскольку все достигли университетского возраста. По правде говоря, двое старших самостоятельны в профессиональном плане. Селин работает в компании DaimlerChrysler в отделении Mercedes в отделе маркетинга.
Бастьен пошел по стопам отца, но решил сначала поработать на госслужбе, в министерстве общественного строительства. Младший сын Валентин получил степень бакалавра в Москве и сейчас хочет продолжить образование по экономике и маркетингу. Подозреваю, что дети заразились от нас вирусом путешествий, охотой к перемене мест.
— Как вы проводите свободное время? Хотя его немного, я полагаю.
— Вы правы, не так много. Я южанин, родился в Ницце, на Ривьере. С детства полюбил океан, мечтал стать ныряльщиком. Мои хобби — парусный спорт, подводное плавание и просто плавание. Я имею сертификат на обучение вождению парусных судов и даже участвовал в парусных регатах. Сейчас выбрал менее затратные по времени хобби — гольф, теннис, бридж и такое экстравагантное увлечение, как акварельная живопись.
А путешествия — скорее часть работы, чем отдых. Более 20 лет я провел за границей, те немногие регионы мира, с которыми я не знаком, — это Дальний Восток и Южная Америка. Привычку к переездами, по всей вероятности, я унаследовал от родителей. Отец был военным, мы часто переезжали из-за его назначений и переназначений: Индокитай, Алжир, Германия.
— Сколько вы пробудете в Москве?
— Работая на крупную компанию, никогда не знаешь, сколько на данном посту пробудешь. В этой должности в Москве, вероятно, я останусь еще пару лет. Затем мне предложат новую: либо в Париже, либо в другой стране. Вполне естественно служить на благо своей компании в том месте, которое она сочтет подходящим.
А для меня будет лучшим продолжение моей карьеры в той должности и в том месте, где я смогу принести наибольшую пользу своей стране, компании, семье и друзьям. Генерал де Голль говорил: «Если выбор не очевиден, выбирай самое сложное для достижения.
Даже если не добьешься желаемого результата сейчас, усилия, которые ты приложишь, в будущем окажутся чрезвычайно полезными».
Советы по карьере
